Молилась ли ты на ночь?

От фонаря, из-под которого я звонила Хризопразову, до двери подъезда было не больше десяти метров, но я немного задержалась с приходом, потому что у самого порога вынуждена была затормозить. Абсолютно черная кошка молнией выскочила из-под кособокой лавочки и лихим прыжком перемахнула через дорожку прямо передо мной! Я испуганно ахнула и посторонилась, решив уступить дорогу кому-нибудь другому. Я не особенно суеверна, но был неподходящий момент, чтобы игнорировать дурную примету.

С клумбы к балкону второго этажа поднимались плети виноградника. На зиму их не убрали, и после снегопада эти черные извивающиеся лианы превратились в мохнатые белые канаты. Я отступила за эту оригинальную завесу, чтобы не торчать на дороге у других пешеходов, первый из которых должен был рискнуть пересечь след черной кошки вместо меня.

Долго ждать не пришлось. Едва я спряталась в винограднике, как по узкой дорожке к подъезду протопал среднего роста гражданин в темной куртке с капюшоном. На ходу он негромко, но с большим чувством материл зажравшихся гадов, которым восемнадцати градусов по Цельсию в квартире недостаточно, им все двадцать пять подавай, а как за отопление платить, так они орут, что дорого.

Дядя, в котором по монологу угадывался работник РЭПа, пинком распахнул дверь в подъезд, широко шагнул внутрь и со словами: «А у сантехника зарплата такая, что хоть в гроб ложись!» – действительно ухнул в какую-то могилу. Дверь на тугой пружине шумно захлопнулась, я изумленно открыла рот, но предпринять ничего не успела. Следом за рэповским сантехником в подъезд вломился детина в легкой, не по погоде, кожаной куртке и без головного убора, но зато в перчатках. Прежде чем шустрая дверь закрылась, я успела увидеть, как падает и этот второй гражданин.

– Однако черная кошка – это сила! – пробормотала я, не рискуя двигаться с места из опасения, что двумя несчастными случаями мощь темных чар не исчерпалась. – Три – счастливое число! – сказала я себе и забилась поглубже в тень заснеженного виноградника в ожидании третьего счастливчика.

– Попалась! – обрадованно прошептал Саня Колокольцев, услышав в подъезде ожидаемый шум падения.

– Как минимум перелом, а то и два, – по звуку диагностировал Леша. – Дальше она никак не пройдет! Но пасаран!

Они звучно ударили по рукам, и хлопок точно наложился на громкий стук закрывшейся звери, после чего шум падения повторился.

– Вылезла и снова упала? – предположил Леша.

– Мазохистка! – сказал Саня.

Из люка несся хриплый вой, густо приправленный матерными словами. Обитающее в подъезде эхо усиливало и умножало его. Колокольцев поежился. Игонорировать шум было невозможно, поэтому Красицкий, которого жертва не знала в лицо, сказал:

– Пойду окажу даме первую помощь, – и вышел на лестницу.

Васе Косому, можно сказать, повезло: он ударился головой, а она у него была твердой, как пень железного дерева. Однако лоб Косой рассадил, и сильно – кровь заливала глаза, пачкала любимую куртку и мешала толком разглядеть, на чьей спине он лежит. Одежка на чужом горбу была черной, и этого Косому показалось достаточно. Он видел, что на девице черное пальто, и не затруднился бы пырнуть спину ножичком, но, к сожалению, при падении потерял свое орудие труда. Оставалось одно: быстро свернуть девчонке шею.

Соответствующий навык у Косого был, так что он довольно ловко на ощупь нашел шею ворочающегося под ним человека, но, смыкая на ней руки, ощутил под пальцами нечто подозрительно похожее на густую окладистую бороду. От неожиданности Вася замер, а тот, кто снизу, круто вздыбил спину, с ревом вынес пассажира из ямы и выбросил на лестницу.

Красицкий, спускавшийся по ступенькам с сочувственной гримасой на лице и руками, заранее сложенными для восклицания «Ах, боже мой, бедняжка!», споткнулся о павшего к его ногам Косого и головой вперед полетел в яму, которая, как природа, решительно не терпела пустоты.

Косой, получив ощутимый пинок по ребрам от нового участника подвижной игры, выругался и напролом попер к выходу, местонахождение которого позволял разглядеть длинный клин света из оставшейся открытой двери квартиры.

Я стояла под лианами, обеспокоенно прислушиваясь к звукам, доносящимся из-за закрытой двери подъезда, когда снежок на дорожке снова заскрипел под чьими-то ногами. Шаги были шаркающие, медленные. Я выглянула из своего укрытия и увидела маленькую бабульку в шубе, крест-накрест перевязанной мохнатой шалью. Приволакивая ноги в старинных валенках и опираясь на палочку, старушка тихо брела к подъезду и должна была вот-вот пересечь роковую черту, проложенную черной кошкой.