29  

– Это она с пенсии откладывала, – даже прослезилась Глаша. – И раньше присылала, только их всегда Рудик забирал… и тратил на себя! Сволочь!

У нее опять сузились глаза, сжались губы, и она вдруг осознала, что на самом деле Рудик ее никогда и не любил! Вот мама – да, любила и любит. Знает, что Глаша тянет на себе мужика, совершает какие-то ошибки, и судят ее все кому не лень, а мама – ни слова, только потихоньку ото всех помогает как может. Это вот настоящая любовь. А Рудик… Сколько уже он не приносил собственной зарплаты? Сколько жил на деньги Глаши? Да чего там считать… Эх! Хреново осознавать, что тобой взяли и попользовались, как одноразовой посудой…

– И хорошо! – упрямо надула губы Глаша. – Зато лучше сейчас узнать, чем потом или вообще никогда. Крохобор! Нашел себе достойную женщину, вот дурак-то! Это, значит, я для него недостойная была? Это ж как надо к себе относиться, чтобы жить с нелюбимым человеком! Ладно, пусть я была глупой! Пусть… Да фиг с ним, пусть унижалась, но зато я была счастлива! Я жила с любимым! И театром занималась! И писала любимую пьесу! Забрали ее… а, еще и лучше! Пусть они ее протолкнут, а потом я заявлю на нее свои права! Мамочка, как же ты вовремя!

Глаша накинула на плечи пальтишко и только сейчас увидела, до чего же убогая у нее одежка.

– Теперь понятно, господин Пудиков, отчего вы так не желали видеть меня на своих премьерах! – злобно усмехнулась Глаша.

Она вышла из подъезда и прямиком направилась в парикмахерскую – теперь у нее были деньги!

В салоне не оказалось ни единого человека. Может, было просто неподходящее время, а может, Глаша, которая никогда не посещала сей храм укладок и совсем не разбиралась в качестве мастеров, забрела в самый никудышный салон. Однако девочка в бирюзовом фартучке была весьма любезна и внимательна.

– Что вы хотели? Стрижку? Покраску? Укладку? – Стала порхать она возле клиентки, взмахивая простыней, точно крыльями.

Глашу завернули в простыню по самый подбородок, и она уставилась в серое, непривлекательное лицо, смотревшее на нее из зеркала. С ума сойти, ничего интересного! Вот так будешь работать с этакой физией лет десять, а потом столкнешься нос к носу и не признаешь – зацепиться не за что!

– Что вы желаете? – склонилась к ней девушка.

– Укладки не надо, – размышляла Глаша. – Сделайте стрижку и покраску.

– В какой цвет будем краситься? – не отставала девчонка.

– Откуда я знаю! – просопела Глафира. – Кто у нас мастер?

– А что вам ближе? Если хотите жгучую брюнетку – покрасим в черный цвет, роковую стерву – в рыжий, наивную блондинку – в светлый. Можно еще оттеночки разные, полутона…

– Никаких полутонов! Красьте в рыжий цвет!

– Тогда… вам подойдет вот такая стрижка… Здесь уберем, тут будет пышненько, челку оставим… У вас, кстати, очень густые волосы, только тусклые. А рыжий вам пойдет.

– Мне все пойдет, – грустно усмехнулась Глаша. – У меня лица почти нет, какое-то размытое пятно!

– А хотите, я вас накрашу! Потом вы сами станете краситься… У нас все равно посетителей нет, – вдруг предложила девчонка. – А с лицом, вы мне поверьте, вам еще очень повезло. На таком лице что хочешь нарисовать можно! А как вы офигенно будете смотреться с вечерним макияжем! Ну что, делаем?

Глаша яростно кивнула.

Она сознательно зажмурила глаза и не открывала их – вдруг выйдет еще хуже, пусть уж девчонка до конца дело доведет. Наконец парикмахерша закончила стрижку и покраску.

– Теперь смотрите! – торжественно провозгласила молоденькая мастерица.

– А вы мне глаза уже накрасили? – продолжала жмуриться Глаша.

– Нет, мне же надо, чтобы вы с открытыми глазами были.

– Тогда отверните стул от зеркала… не хочу раньше времени…

Глашу повернули к зеркалу спиной, и снова началась работа. Кисточки, баночки, коробочки… У Глаши глаза разбегались от такой красоты.

– И что, вот это все у вас и дома есть? И вы каждый день на себя столько… всего? – ужаснулась Глафира. Оказывается, красота для нее вещь абсолютно недостижимая, потому что денег на такую гвардию баночек она никогда не заработает.

– Да ну что вы! Для вас пока хватит парочки теней, туши, тональной основы, нескольких карандашей и помады. Ну вот, смотрите!

Девчонка развернула кресло к зеркалу, и Глаша вздрогнула.

Из зеркала на нее глядела… довольно молодая особа… лет тридцати пяти… Да! Именно тридцати пяти! С дерзкой темно-рыжей челкой, с большущими глазами и бровями, изогнутыми, точно крыло птицы. Капризные губы… нет, они не стали пухлыми, но это были теперь вполне красивые губки, а вовсе не поджатые ниточки. А все вместе: и каштановая прическа, и макияж – так друг к другу подходили, что было непонятно, почему же Глаша раньше-то себя так уродовала? Ведь красавица!!! Просто, как сейчас говорят, супер! Да и она ли это? Вон как сразу у нее развернулись плечи! Как ехидно поехал уголок губ и как самонадеянно смотрят глаза! И что, это от нее сбежал непризнанный талант? Да никогда не поверю!!! От таких женщин не сбегают, таких только просят остаться! Правда, одежка…

  29  
×
×