Леденцовые туфельки

Но в мыслях я все время возвращаюсь к Анни, к тому, как вчера вечером она мне сказала: «Я попрошу тебя о помощи». Но ведь для такой просьбы должна возникнуть необходимость — причем настоящая необходимость, куда более серьезная, чем те мелкие неприятности, которые доставляют ей соученицы в лицее Жюля Ренара. Что-нибудь вроде принесенного им ветром предостережения, которое заставило бы их обеих броситься в объятия их доброго старого друга Зози.

Я знаю, чего они боятся.

Но что им необходимо?

Сегодня в полдень, оставшись в магазине одна — Вианн повела Розетт на прогулку, — я решила подняться наверх и порыться в ее вещах. Разумеется, с величайшей осторожностью; моя цель — отнюдь не банальная кража, это нечто куда более серьезное и глубокое. Оказывается, вещей у Вианн совсем немного, гардероб еще более примитивный, чем у меня; на стене картина в рамке (скорее всего, купленная на блошином рынке); на кровати лоскутное покрывало (по-моему, самодельное); три пары туфель — и все черные, вот скука! — но под кроватью наконец-то кое-что весьма ценное: деревянная шкатулка размером с коробку из-под обуви, в которую сложен всякий памятный хлам.

Впрочем, вряд ли Вианн Роше считает это хламом. Уж я-то, живущая за счет разнообразных сумок и шкатулок, отлично знаю: у таких людей ненужных вещей не бывает. В этой деревянной шкатулке — разрозненные фигурки паззла ее жизни, эти вещички она никогда бы просто так не выбросила, ведь в них ее прошлое, ее биография, ее тайная сущность.

Я открывала шкатулку с величайшей осторожностью. Вианн — человек скрытный, а значит, подозрительный. Она наверняка в точности помнит, что и как там лежало, помнит место каждого клочка бумаги, каждой вещички, каждой ниточки, каждой газетной вырезки, каждой пылинки. И сразу все поймет, если что-то положить не так, но, во-первых, у меня блестящая зрительная память, а во-вторых, я вовсе и не собираюсь ничего там ворошить.

И вот я достаю их наружу, одно за другим, краткие свидетельства жизненного пути Вианн Роше. Сверху лежит колода карт Таро — ничего особенного, обычная колода, некогда купленная в Марселе, многократно использованная и пожелтевшая от времени.

Под ней — документы: паспорт на имя Вианн Роше и свидетельство о рождении Анук под той же фамилией. Значит, Анук превратилась в Анни, думала я, точно так же, как Вианн стала Янной. На Розетт никаких документов нет, что странно, но есть устаревший паспорт на имя Жанны Роше, который, как я догадываюсь, мог принадлежать матери Вианн. Судя по фотографии, Вианн не слишком похожа на мать — но ведь и Анук с Розетт тоже не очень-то похожи. Выцветшая ленточка, на которой висит амулет в виде кошечки. Затем — несколько фотографий, в целом их не больше дюжины. На них я узнаю Анук в значительно более юном возрасте, молодую Вианн, молодую Жанну. Все снимки черно-белые. Они аккуратно сложены и перевязаны лентой вместе с несколькими довольно-таки старыми письмами и тонкой пачечкой газетных вырезок. Я осторожно и быстро их просматриваю, очень стараясь не надорвать пожелтевшие края и истончившиеся сгибы, и обнаруживаю заметку о празднике шоколада в Ланскне-су-Танн, вырезанную из какой-то местной газеты. Текст почти такой же, как тот, с которым я уже знакома, но фотография гораздо больше; на ней Вианн и еще двое — мужчина и женщина; у женщины длинные волосы, а одета она в какую-то куртку или полупальто из шотландки; мужчина смущенно улыбается в объектив камеры. Возможно, это ее друзья? Но никаких имен в статье нет.

Затем вырезка из парижской газеты, хрупкая, коричневая от старости, похожая на сухой листок. Ее даже разворачивать страшно, впрочем, я и так уже поняла, что речь в ней идет о пропавшем ребенке. Это маленькая девочка по имени Сильвиан Кайю, более тридцати лет назад украденная прямо из прогулочной коляски. А вот и относительно недавняя вырезка — заметка о странном урагане, внезапно обрушившемся на Ле-Лавёз, крошечную деревушку на берегу Луары. С виду предметы самые обычные, но, видимо, настолько важные для Вианн Роше, что она в течение стольких лет носит их при себе, спрятав в эту шкатулку — которую, впрочем, довольно давно уже не брала в руки, насколько можно судить по толстому слою пыли...

Так вот каковы призраки твоего прошлого, Вианн Роше. Какими же они кажутся скромными, даже странно. Мои, например, куда более впечатляющи, но опять же, с моей точки зрения, скромность — добродетель все-таки второсортная. Ты, Вианн, могла бы достигнуть и куда больших успехов. Впрочем, еще не все потеряно, еще, возможно, и достигнешь — с моей помощью.