Кислород

Примеров было намного больше, хотя с той минуты, как Милошевич лишил Косово автономии, у Ласло не осталось никаких сомнений в справедливости албанского сопротивления. Несчастные сербы со своим сумасшедшим лидером стали заложниками мифа, состряпанного в девятнадцатом веке и вновь разогретого национал-коммунистическими демагогами сто лет спустя. Как же это называется? «Политика ненависти и необоснованных предубеждений». Но одно дело — осуждать режим, сидя за столом с друзьями, и совсем другое — действенно помогать тем, кто замыслил его насильственное свержение. Он больше не сомневался насчет того, в чьей компании оказался. Успел ли обагрить руки в крови Эмиль Беджети? Где он был в январе, когда совершилось нападение на ректора Приштинского университета?

Дважды за время встречи звонил мобильник. Говорил в основном голос на другом конце линии, которому Эмиль отвечал с большим уважением. На исходе часа он налил Ласло из бутылки «Вольвика» стакан теплой минеральной воды.

— В пятьдесят шестом, — сказал он, затрагивая тему, мимо которой, как и ожидал Ласло, Эмиль пройти не мог, — вас разве интересовала законность вооруженного сопротивления?

— Нет, — ответил Ласло.

— Хотя вы знали, что это не игра? Что погибнут люди, много людей?

— Наша страна подверглась оккупации.

— Вы сражались за свободу.

— Да.

— И вы до сих пор считаете, что поступали правильно?

— Да. Но, возможно, мне стоит вам напомнить, что мы проиграли. Справедливая причина не гарантирует победы.

— Так ваша жертва была напрасна?

— Нет, — сказал Ласло. — Мы кое-чего добились, хотя трудно сказать, чего именно. Они показали нам нашу слабость, но и мы показали им, что они слабы. Конечно, никто из свидетелей того, что тогда произошло, не удивился, как быстро все рухнуло в восемьдесят девятом.

— Дело не только в этом, месье. Вы подали пример всему миру.

— Подавали пример лучшие из нас. К тому же в подобных случаях всегда много жестокости. Суды Линча. Массовые казни. Такие вещи не служат хорошим примером.

— Я знаю, некоторые считают вас политическим фаталистом. Конечно же, я читал ваши работы. Но я спрошу вас еще раз, ответьте честно: вы и ваши товарищи ошибались, взяв в руки оружие?

Ласло покачал головой.

— Вы бы отказали другим в праве поступить так же?

— Конечно же нет.

— Тогда могу я предположить, что вы не стали бы противодействовать движению, преследующему цели, схожие с теми, за которые сами когда-то сражались?

— Почему я должен ему противодействовать?

— Вы бы поддержали его?

— Возможно.

— Активно или пассивно?

— Из вас получился бы хороший иезуит, — сказал Ласло.

— Религия, — раздраженно заявила молодая женщина, — хуже фашизма.

— А из вас, — сказал Ласло, — прекрасный член партии. У вас в голове одни лозунги.

Эмиль сказал:

— Вы можете помочь нам, месье. Сильно рисковать не придется. Вы теперь преуспевающий, уважаемый человек. Я не прошу вас от этого отказаться.

Ласло покоробила заносчивость собеседника.

— Возможно, я как раз хочу от этого отказаться. Возможно, я совсем не тот человек, за которого вы меня принимаете, месье Беджети. Не слишком полагайтесь на свои разведданные. А теперь, я надеюсь, вы расскажете мне, и во всех подробностях, чего вы от меня хотите.

Повисла пауза. Эмиль кивнул.

— Вы даете мне честное слово, что ни с кем не станете говорить об этом?

— Так точно.

— Даже с месье Энгельбрехтом?

— Даже с месье Энгельбрехтом. По крайней мере не сразу. А потом вы должны будете мне довериться и позволить действовать так, как я считаю нужным.

Не дожидаясь, пока женщина возразит, Эмиль кивнул в знак согласия.

— Мы в ваших руках, месье.

— Лучше будет сказать, что мы в руках друг у друга, — сказал Ласло.

Он спросил себя, что могло бы с ним случиться, вздумай он их предать. Полиция выудила бы его труп из Сены? Он подготовился — подготовился услышать все, что угодно, — но то, чего от него хотели, оказалось настолько ничтожным, что его первой реакцией стало глубокое разочарование. Им был нужен курьер. Почтальон. Чтобы переправить груз за границу и вернуться обратно.

— И все?

— И все.

— А что это будет за груз? Документы?

Снова пауза.

— Деньги?

— Я уверен, вам известно, — сказал Эмиль, — что уже несколько лет все албанские эмигранты платят налог на содержание автономии. На школы и больницы, которые нас заставили создать на собственные средства. Многие хотят, чтобы мы активнее боролись за свои права. Они делают щедрые пожертвования, чтобы это осуществить.