Артур и Джордж

И тут Джордж делает паузу, но не в поисках нужных слов, подозревает Артур, а из-за их эмоциональной нагрузки.

— Мой отец теперь в годах и слабеет. Не то чтобы я хотел пойти ему наперекор. В Льюисе и Портленде я, естественно, посещал богослужения. И все еще хожу в церковь по воскресеньям. Но не могу утверждать, что мое заключение укрепило во мне веру. — Он позволяет себе осторожную, горьковатую улыбку. — Как не может утверждать мой отец, что число прихожан в Сент-Марке и окрестных церквах за последние годы возросло.

Сэр Артур оценивает странную формальность этих вступительных фраз — словно в них упражнялись и переупражнялись. Нет, это слишком сурово. Что еще делать человеку на протяжении трех лет тюрьмы, как не превращать свою жизнь, свою запутанную, непропечатанную, недопонятую жизнь в нечто напоминающее свидетельское показание?

— Ваш отец, я полагаю, сказал бы, что мученики не выбирают свой жребий и, возможно, даже не понимают происходящее.

— Быть может. Но то, что я сейчас сказал, на самом деле не вполне правда. Мое заключение не укрепило мою веру. Совсем наоборот. Мои страдания были абсолютно бессмысленными, как для меня и как пример для других. Однако, когда я сказал отцу, что вы согласились встретиться со мной, он воспринял это как часть видимой цели Бога в мире. Вот почему, сэр Артур, я и спросил, христианин ли вы.

— Так ли, не так ли, но это ни с какой стороны не может воздействовать на аргумент вашего отца. Бог, несомненно, выбирает наиболее пригодное орудие, будь то христианин или язычник.

— Верно. Но вы не должны быть мягким со мной.

— Да. И вы не найдете во мне склонности к уклончивости, мистер Идалджи. Что до меня, то я не понимаю, каким образом ваше заключение в Льюисе и Портленде и потеря профессии, как и вашего положения в обществе, могли составить цель Бога.

— Мой отец, должен я объяснить, верит, что этот новый век внесет заметно большую гармонию в сближение рас, чем было в прошлом, а это и есть цель Бога, я же предназначен послужить своего рода вестником. Или жертвой, или тем и другим.

— Ни в коей мере не критикуя мнение вашего отца, — говорит Артур тактично, — не могу не подумать, что, заключайся цель Бога в этом, ей больше содействовало бы обеспечить вам великолепную карьеру солиситора и тем показать другим наглядный пример сближения рас.

— Вы думаете, как я, — отвечает Джордж, и Артуру нравится такой ответ. Другие сказали бы: «Я согласен с вами». А Джордж сказал это без всякого тщеславия. Просто что слова Артура подтвердили то, о чем он уже думал сам.

— Однако я согласен с вашим отцом, что новый век, вероятно, принесет неслыханное развитие духовной природы человека. Более того, я уверен, что к началу третьего тысячелетия утвердившиеся Церкви сойдут все на нет, и все войны и разлады, приносимые в мир их раздельными существованиями, также исчезнут.

Джордж собирается возразить, что его отец подразумевает вовсе не это, но сэр Артур упорно продолжает:

— Человек приступает к выяснению истин спиритуалистических законов, как на протяжении веков он выяснял истины физических законов. Едва эти истины будут признаны, как самый наш образ жизни (и умирания) будет преобразован, начиная с исходных принципов. Мы будем верить больше, а не меньше. И глубже поймем процессы жизни. Мы осознаем, что смерть — это не захлопнутая перед нашим лицом дверь, но дверь распахнутая. И к тому времени, когда начнется третье тысячелетие, я верю, мы обретем еще большую способность для счастья и братских чувств, чем когда-либо прежде за все нередко горестное существование человечества. — Сэр Артур внезапно спохватывается. Чем не уличный оратор на чертовом ящике из-под мыла! — Прошу прощения. Это мой конек. Нет, много больше. Но вы ведь спросили.

— Никакой нужды в извинениях нет.

— Напротив. Я допустил, чтобы мы далеко отклонились от темы. Ну так перейдем к делу. Могу ли я спросить, вы кого-нибудь подозреваете в этом преступлении?

— В каком?

— Во всех них. Преследование. Поддельные письма. Располосования. Не только пони с угольной шахты, но их всех.

— Откровенно говоря, сэр Артур, последние три года я и те, что меня поддерживали, были более озабочены способом доказать мою невиновность, чем установлением чьей-то вины.

— Вполне понятно. Но тут существует несомненная связь. Так есть ли кто-нибудь, кого вы могли бы заподозрить?