Огненно-рыжий цвет волос полностью соответствует пламенному темпераменту...
«Безмозглая бабка, – пораженно думал Дымов, рассматривая бриллиант. – Как же она могла своими руками отдать такое чудо? Как ей в голову пришло, что это аквамарин?!»
Валентин Петрович не интересовался драгоценными камнями и никогда не рассматривал аквамарины. Но ему было понятно, что никакой аквамарин не может так выглядеть. «Да, ради такого камня можно убить», – вдруг подумал он и сам озадачился от собственных мыслей. Кого убить? Зачем?
– Что? – тихо спросил Верман.
Оказывается, последние слова Дымов произнес вслух.
– Ничего, – отмахнулся он. – Это не тебе.
В эту секунду ему хотелось, чтобы ювелир исчез, растворился, и они остались бы с камнем вдвоем. «Вот черт! Как он действует на меня, этот „Француз“! – с изумлением осознал Валентин Петрович. – Значит, правду говорят о том, что такие камни обладают особой силой».
Восемь миллионов долларов! Теперь ему было понятно, за что богачи готовы платить огромные деньги. Бриллиант стоил и больше! Десять миллионов, двенадцать… Да черт бы с ними, с миллионами! Гдето в глубине сознания Дымова зрела странная, непривычная для него мысль, что такая красота бесценна. За обладание ею можно заплатить жизнью – но не деньгами.
Он медленно повернул бриллиант в пальцах. Даже под мертвым светом хранилища его прозрачная синева казалась живой, будто глубоко внутри камня невидимый источник излучал небесное свечение. Первый раз в жизни Дымов понял, что значит «совершенный».
«Голубой Француз», творение природы и детище гениального огранщика, был совершенен. Дымов вспомнил, что Хрящевский рассказывал о втором бриллианте такого же цвета, «Большом Французе», но воображение отказывалось представлять его. Он осознал, отчего люди сходили с ума, увидев эти драгоценности, и готовы были пойти на все, лишь бы сохранить их у себя.
Верман отошел на шаг в сторону и даже отвернулся – то ли не желал смотреть, как заберут его сокровище, то ли уловил состояние Дымова. Валентин Петрович нехотя положил бриллиант в заранее припасенную коробочку и спрятал в потайной карман пиджака.
– Закрывай! – скомандовал он. – Чего стоишь?
Моня вздрогнул и бросился исполнять приказ.
– Значит, слушай сюда, – сказал Дымов, когда ячейка была закрыта. – Нам осталось совсем немного: выйти отсюда и доехать до офиса. Если все пройдет нормально, считай, твой приятель к ночи будет дома. Поэтому лицо сделай попроще и расслабься, чтобы не привлекать внимания. Все понятно?
Верман молча кивнул.
– Ты какой-то неразговорчивый стал, – посетовал Дымов. – А раньше трепался, соловьем разливался… Все, не поется больше пташечке?
Ювелир молчал. А на Дымова напала словоохотливость. Теперь, когда «Француз» лежал у него в кармане, он ощущал себя легко и свободно. Валентин чувствовал что-то вроде опьянения и, как бывает при опьянении, у него развязался язык.
– Зря ты все это затеял, – добродушно пожурил он Вермана, когда они вышли из хранилища. – Сидел бы тихо, не сердил бы Колю… Ты не думай, он не злой человек. Злой – это когда для своего удовольствия гадости делает, потому что душа просит. А Коля не для души, он только по необходимости.
– По необходимости – это, конечно, не гадость, – покладисто согласился ювелир.
Дымов подозрительно покосился на него и умолк. «Вот ведь гнида какая, – подумалось ему, – даже если с ним по-хорошему, как с человеком, он все равно отвечает с подковыркой».
Они поднялись наверх. Верман подошел к окошку, а Дымов, не выпуская ювелира из поля зрения, позвонил заместителю.
– Ребята на местах? У меня все готово.
– На местах, Валентин Петрович, – отчитался Цепов. – Здесь тихо, можете выходить.
– Машину подгони.
– Так уже, Валентин Петрович.
Дымов прижал руку к груди, нащупал коробочку. Ну, с богом, братцы!
Они вышли из банка: Верман впереди, Дымов в полушаге за ним. Начальник службы безопасности рассудил, что, если начнут стрелять, первым разумно пустить ювелира. Как ни крути, он все равно не жилец. Конечно, Хрящ будет в бешенстве, но своя шкура дороже. «Сверлить в ней дырки пока рановато».
Но Дымов беспокоился напрасно: десять шагов от банка до машины они преодолели без всяких неожиданностей. Охранник уже ждал их возле открытой дверцы. Моню подтолкнули, Дымов с достоинством сам забрался на заднее сиденье.
Эйфория его уже улетучилась, страх прошел, и теперь он ждал только одного: как можно скорее покончить с этим делом. Убранный с глаз, камень не оказывал на Дымова такого магического воздействия, которое Валентин Петрович испытал в хранилище.