Алмазный эндшпиль

Моня часто закивал.

Хрящевский стряхнул его на пол и кивнул Дымову:

– Пускай проводят его. Он здесь больше не нужен.

Верман выскочил из кабинета с проворством кролика. «Радуется, что легко отделался!» – подумал Дымов и спросил у шефа:

– Николай Павлович, с этим что делать, с Дворкиным?

– Да отпустить и все. Зачем он нам?

– Может, подержать его, пока Верман не передаст бриллианты? – предложил Дымов. – Чтобы больше осечек не было. А то мало ли…

Но Хрящевский не оценил его идею.

– Да куда Верман денется, с подводной-то лодки? Купцов своими руками вытряхнет его из шкуры, если Верман не принесет ему заказ. А если его напарника оставить у нас, то еще неизвестно, не съедет ли наш Моня крышей и не решит ли воевать до победного. Нам ведь лишние проблемы тоже не нужны, так?

Дымов согласился, что именно так.

– Ну и все. Позвони ребяткам, чтобы освободили еврейчика. Да предупреди, чтобы не били – нам они оба пока нужны живыми! Я сегодня как взглянул на Вермана, сразу подумал, что он, того гляди, сыграет в ящик.

Теперь Валентину Петровичу стала ясна причина удивительной снисходительности Хрящевского. Точно так же, как и он сам, босс испугался, что доведет трусливого ювелира до инсульта.

– Черт с ним, с Верманом, – заторопился Хрящевский. – «Француз» у тебя?

Глаза его жадно блеснули, когда Дымов осторожно достал из кармана коробочку. Валентин Петрович собирался торжественно объявить название камня, но Хрящ не дал ему этого сделать: он выхватил коробочку из его рук и одним щелчком откинул крышку.

Оба так и впились глазами в камень.

Но на этот раз чуда не случилось. В бордово-золотом кабинете бриллиант отчего-то не захотел проявлять своих свойств. В тусклом хранилище он был единственным ярким пятном, как всплеск моря, а здесь потерялся на фоне портьер, часов, бюстов… Бриллиант как бриллиант, разве что необычного цвета и довольно крупный. Но ничего исключительного.

– Надо его в другое место, – посетовал Дымов. – Чтобы засверкал во всю мощь!

Хрящевский взял «Француза» и посмотрел через него на свет.

– Точно, голубой! Неплохой камешек, что говорить…

– Не хотите себе его оставить, а, Николай Павлович? – осторожно предложил Дымов.

Николай оторвался от камня и в изумлении воззрился на него.

– Я что, идиот?! Если у меня покупатель сидит под боком, спит и видит, как заполучить этот камушек в свою коллекцию! Думаешь, я десятку не выжму из Краузе? Выжму, не сомневайся! А то и побольше!

– Полагаете, одиннадцать миллионов даст? – усомнился Валентин Петрович.

– Даст все двенадцать! – захохотал Хрящевский. – Куда он денется!

Он радостно хлопнул помощника по плечу, и Дымов охнул.

– Ну и рука у вас, Николай Павлович, – поморщился он, потирая плечо. – Как вы думаете, может, его в оправу, а? Чтобы смотрелся в историческом обрамлении?

Но Хрящевский снова поднял бриллиант и смотрел на него, не отрываясь. Казалось, он не слышал помощника.

«Неужели проняло?» – подумал Дымов.

Хрящ обернулся к нему. Но на лице его не было и следа восторга, который испытал сам Дымов, увидев «Голубого Француза».

– Слушай, Валя, а ты уверен, что это не подделка?

У шефа безопасности отвисла челюсть. Он ни на секунду не усомнился в том, что бриллиант настоящий.

– Да вы что, Николай Павлович, – выдавил он наконец. – Вы посмотрите на него! Невооруженным глазом же видно…

– Мне ничего не видно, – отрезал Хрящ, – а тебе и подавно не может быть. Давно ли ты в минералах начал разбираться?

– Неужели вы думаете, что немец решил восемь кислых отвалить за фальшивку?! – нашелся Дымов. – Он, конечно, чудак, но не настолько же!

Хрящевский бережно положил бриллиант на место и в задумчивости провел ладонями по зализанным волосам от лба и назад.

– Чудак, но не настолько же, – медленно повторил он за помощником. – Это ты верно сказал, Валя. Немец камень проверил, не мог не проверить!

Валентин перевел озадаченный взгляд с шефа на бриллиант и обратно.

– Тогда в чем дело, я не пойму, Николай Павлович?

– А ты уверен, что брильянтик тебе не подменили? Например, Верман положил в ячейку фальшивку? Или в хранилище лежал один камень, а Верман подсунул тебе другой! А? Может такое быть?

Дымов слегка побледнел. Он торопливо прокрутил в памяти все, что случилось в банке, и облегченно выдохнул:

– Нет, Николай Павлович, совершенно точно – нет! Я ни на секунду от еврея не отворачивался. Он только выдвинул ящик, а бриллиант я сам взял.