Не могу сказать, что я улыбался так же часто, хотя иногда у меня было чувство, что передо мной сидел тот самый Эрни Каннингейм, которого я так давно знал. Изредка мне начинало казаться, что это был вовсе не Эрни. У него появились привычки, каких я раньше не замечал у него, — он то и дело вертел в воздухе ключами от машины, держа их за кожаный брелок, нервно хрустел суставами пальцев и, задумавшись, покусывал ноготь на большом пальце. У него появились выражения, которых я не понимал или не знал, — такие, как реплика о заднице маленького бродяги. Наконец, выпив пять банок пива, он был все еще трезвым.
Телепередача закончилась в одиннадцать, и Эрни включил другой канал, по которому транслировали танцевальный вечер, проходивший неподалеку от Таймс-сквера. Это был не Гай Ломбарди, но нечто близкое к нему.
— Ты и в самом деле не собираешься в колледж? — спросил я.
— Не в этом году. Сразу после школы мы с Кристиной поедем в Калифорнию. На Золотой Берег.
— Твои родители знают?
Подобная идея изумила его:
— Дьявол! Конечно, нет. И ты не вздумай говорить им.
— А что ты собираешься там делать?
Он пожал плечами:
— Поищу какую-нибудь работу. Буду ремонтировать автомобили. В этом деле я собаку съел. — И небрежно добавил:
— Надеюсь, смогу убедить Ли поехать со мной.
Я подавился пивом и, закашлявшись, забрызгал брюки. Эрни дважды и довольно сильно хлопнул меня по спине.
— С тобой все в порядке?
— Конечно, — выдавал я из себя. — Просто попало не в то горло. Эрни… если ты думаешь, что она поедет с тобой, то ты живешь иллюзиями. Она готовится к поступлению в колледж. Друг, она слишком серьезно к этому относится.
Его глаза мгновенно сузились, и я понял, что сказал лишнего.
— А откуда ты так много знаешь о моей девушке?
Внезапно я почувствовал себя так, как если бы оказался посреди огромного минного поля:
— Эрни, она больше ни о чем не желает говорить. Ни о чем, кроме своих вступительных экзаменах.
— Больно ты разговорчивый. Дэннис, ты ведь не хочешь становиться на моем пути? — Он пристально посмотрел на меня. — Ты ведь не будешь так поступать, да?
— Нет, — соврал я со всей искренностью, на которую был способен. — Именно этого я хотел бы меньше всего.
— Так откуда ты знаешь о том, что она собирается делать?
— Иногда я вижу ее, — сказал я. — Мы говорим о тебе.
— Она говорит обо мне?
— Да, — небрежно бросил я. — Она сказала, что у вас была стычка из-за Кристины.
Это был верный ход. Он расслабился.
— Просто небольшая заминка. Ерунда. Она поедет со мной. И в Калифорнии тоже есть колледжи, если ей так они нужны. Мы поженимся, Дэннис. У нас будут дети и все прочее дерьмо.
Я изо всех сил удерживал маску на своем лице.
— Она это знает?
Он засмеялся.
— Пока нет. Но узнает. Довольно скоро. Я люблю ее, и мне ничего не помешает. — Смех оборвался. — Что она говорила о Кристине?
Осторожно, мина.
— Сказала, что не любит ее. По-моему… по-моему, она немного ревнует.
И снова правильный ход. Он даже еще больше расслабился.
— Да, она и вправду немного ревновала. Но она поедет, Дэннис. Можешь не волноваться. Если еще раз увидишь ее, то скажи, что я позвоню ей. Или поговорю, когда начнутся занятия в школе.
Он хрипло засмеялся и, допив пиво, пошел в кухню за новой упаковкой. Я думал о Ли. А потом подумал об Уэлче, о Реппертоне, Трелани, Стэнтоне, Ванденберге и о Дарнелле.
Мы встретили Новый год.
Блюдо с кукурузными хлопьями давно опустело. Эрни выглядел усталым. В какой-то момент я взял себя в руки и задал вопрос, которого избегал до тех пор:
— Эрни? Как ты думаешь, что случилось с Дарнеллом?
Он быстро посмотрел на меня, а потом перевел взгляд на экран телевизора, где танцевали пары, с ног до головы осыпанные блестками конфетти.
— Люди, с которыми он крутил дела, захотели, чтобы он заткнулся раньше, чем успеет слишком многое рассказать. Это я так думаю.
— Люди, на которых он работал?
— Уилл говорил, что от колумбийцев можно всего ожидать.
— Кто такие…
— Колумбийцы? — Эрни цинично усмехнулся. — Колумбийская мафия. Уилл любил говорить, что они могут убить, даже если ты просто посмотрел на их женщину не так, как нужно, — а иногда, если посмотрел так, как нужно. Может, колумбийцы с ним и расправились. Хотя он вообще не смотрел на их женщин. — Он помолчал и добавил: