Причуды богов

Поздно уже, все спят. Тишина стояла вокруг, только непрерывно гудел вечерний хор лягушек. Никто не знал, где Юлия, где ее искать. Самая ранняя пора, в которую кто-то ее хватится, – это поутру, когда пани Зофья принесет молоко и узнает от Зигмунда, что его жены всю ночь не было дома.

Зигмунд! У Юлии перехватило горло. Зигмунд, наверное, приехал. И… и подумал единственное, что мог подумать в такой ситуации: Юлия ушла бог весть куда, лишь бы не видеться с ним!

Юлия громко всхлипнула, заломила руки. Нет, что толку мучить себя мыслями о нем, этак вовсе с ума сойдешь! Надо что-то делать! Ни на кого нет надежды – значит, надо выбираться отсюда самой!

В каменке еще посвечивали уголья. Юлия зажгла от них лучинку и обошла с нею все углы, внимательно вглядываясь: нельзя ли как-то ускользнуть? Напрасная надежда! И щели нет, и потолок ей, конечно, не поднять, а под порогом лаз копать – это на три дня! И вообще страшно: ведь под порог зарывают черного петуха, чтобы задобрить банника, банного хозяина… Еще наткнешься на эти косточки!

Ну, вот. Теперь она сделала все, что могла, дабы ее невольное заточение стало вовсе невыносимым: вспомнила банника.

Так, в которую это перемену Юлия попала нынче в баню? У пани Зофьи немаленькая семья… в третью, а то и в четвертую очередь моющихся оказалась здесь Юлия, и не стоит искать другого объяснения закрывшейся двери: банный не выпускает добычу!

Она поспешно перекрестилась, ругательски ругая себя за то, что не попросила у банного разрешения мыться в неподходящую пору. Ведь если попросить, хозяин пускает путника даже переночевать, хотя баня – место клятое. Юлия слышала про одного прохожего человека, который вежливо сказал: «Хозяинушко-батюшко! Пусти ночевать!» И вошел, и лег на лавку, а как настала глухая ночь, пришел к бане леший и хотел этого человека замучить, а банный заступился: «Нет, нельзя, он у меня просился!» – и так путник ушел поутру невредим. А вот Юлия не попросилась, не задобрила банника… Может, хоть пани Зофья не забыла трижды попросить разрешения еще днем: «Банный хозяин, дай мне баню истопить!» Если и она оплошала – совсем худо придется Юлии! Хотя – куда уж хуже… Надо полагать, недалека та минута, когда на золе, рассыпанной возле печки, покажутся зыбкие, как бы птичьи следы, отпечатки, что будет означать: мыться в бане собираются все нечистые – русалки, лешие, домовые, овинники… а парить их, хлестать веничком будет сам банный. И горе тому, кто окажется в ночную пору свидетелем их сборища! Ошпарят, забросают камнями, задавят до смерти, не то такого мороку напустят, что человек с ума сойдет!

«А может быть, у поляков, католиков, в баньках вовсе не живут банники?» – с робкой надеждой подумала Юлия, но тут же вспомнила: они называются лазьники. Есть, куда от них деться! И лешие-лешаки, лесуны, боровики, и русалки-купалки, мавки – все есть! И какая разница, чей вкрадчивый хохоток вдруг долетел до Юлии – банника или лазьника, если сердце ее от ужаса просто перестало биться!

Все. Началось. Сейчас… сейчас они войдут!

Что-то хрустнуло совсем рядом – этого Юлия уже не могла вынести. Она вскочила, кинулась к двери, ударилась в нее всем телом в последнем отчаянии, уже почти в безумии… и распростерлась на крылечке, с размаху вылетев из бани, ибо дверь распахнулась так легко, словно вообще никогда не была заперта.

А может, и в самом деле так? Может, это всего лишь банный морок, думала Юлия, стремглав летя по саду и не замечая, что крапива жалит ноги: второпях она забыла обуться да так и держала, прижав к груди, туфли и тючок с бельем. Ох, что бы ни было, надо Бога благодарить, что ушла из этого клятого места живая! Бога – и… Она замедлила свой бег, быстро, через плечо, глянула туда, где таяли во тьме черные очертания баньки, и пробормотала:

– Спасибо тебе, батюшко-баннушко, лазьник, что живой отпустил!

Ветки зашелестели, или вновь недобрый хохоток достиг ее слуха?

– Приходи вчера! Приходи вчера! – изо всех сил выкрикнула Юлия самое верное заклятие против нечисти, которое ее сбивает с толку и заставляет призадуматься, – и, не дожидаясь новых ужасов, сломя голову понеслась через сад пани Зофьи, а потом через свой – к дому, к своему дому, где ярко, словно маяк, сияло и сверкало окно спальни.

Зигмунд приехал! Зигмунд приехал! Это он зажег все свечи, он ждет не дождется Юлию, чтобы увидеть ее затуманенные страстью глаза, чтобы увидеть слезы любви…

Юлия пролетела по коридору и замерла у дверей спальни, пытаясь отдышаться.