Молодой маг Хедин

Прародительница ведьм, основоположница женской магии – но при этом никогда ни во что не вмешивавшаяся открыто. Загадочные сущности вроде Лунного Зверя всегда интересовали меня гораздо больше. Однако, перечитав эти строки Старого Хрофта, я невольно подумал, что эту самую Гулльвейг неплохо бы отыскать. Потому что уж больно всё это смахивало на заговор. Самый настоящий заговор, ну или чей-то «план» с большой буквы.

Не привык становиться мелкой тавлейной фигуркой в чьих бы то ни было руках.

Добавлено уже совсем на полях страницы, всё той же рукою Хедина:

Гулльвейг скрылась, подмастерья не могут отыскать никаких её следов.

Ещё дальше, иным пером и другими чернилами:

Специально вернулся к рукописи Хрофта – Гулльвейг нет нигде. Множество лет так называемая «мать ведьм» никак и ничем себя не проявляет. Она не в союзе с козлоногими, она не в союзе с Дальними. Она сама по себе и так запряталась, что не вдруг отыщешь. Подмастерья требуются в иных местах, поиски прекращаем.)

IX

Была весна. Старый Хрофт ненавидел весну. Ненавидел всем сердцем, потому что помнил, как оно было, когда отступали снега и Большой Хьёрвард оживал, дружно сбрасывая ледяные оковы. Радовались асиньи и асы, радовались эйнхерии, на время забывая даже о ратных забавах. Слейпнир весело нёсся сквозь легкие облака, и даже сумрачные гримтурсены на краткий срок забывали о собственной воинственности.

Сейчас, когда в Восточном Хьёрварде, у Живых Скал, вновь журчали бесчисленные ручейки, а мелкая лесная нелюдь пела и плясала, Старый Хрофт мрачно сидел внутри дома, заперев дверь на засов. Очаг пылал так, словно на дворе стояла лютая зима, а бог О?дин пил хмельную брагу, забывая утереть усы и бороду.

Весной, когда всё возвращалось к жизни, осознание вечной потери становилось почти нестерпимым.

Что делать, как жить с кровавой раной вместо памяти?

Отец Дружин видел молодого мага. Он шёл медленно и осторожно, Живые Скалы могут напугать даже Истинных. Нет, не потому, что с самими чародеями со Столпа Титанов что-то может случиться, но оттого, что кто-то, кроме них, оказался в силах сотворить подобное.

Маг Хедин явился один. До Старого Хрофта доходили слухи, что с его учеником – Флавием, верно? – приключилось что-то нехорошее.

А Истинный-то – колеблется. Чувствует, что переступает не просто через порог. Что ж, Отец Дружин помнит слова Гулльвейг.

Стучит.

– Кого тут принесло?

– Досточтимый Хрофт?

– Он самый. А что надо у меня Истинному магу?

Он изменился, этот Хедин. Время не властно – до срока – над его племенем, однако они позволяют себе стареть, как давно уже понял Отец Дружин, просто меняя внешний облик. Наверное, для солидности.

Волосы до плеч, густые брови, резкая линия скул. То же лицо, что тогда, на ярмарке. Простая одежда, никакого оружия. Правда, многовато перстней на пальцах и талисманов.

(Комментарий Хедина: да, всё наше Поколение проходило тогда через увлечение всякими магическими игрушками…)

– Знания, могущественный Хрофт.

– Льстишь, чародей, и льстишь неумело. Иди отсюда. Дверь у тебя за спиной.

Не уходит, однако в лице что-то дрогнуло.

– Я говорю правду, достойный Хрофт.

– А я отвечаю – ты даром тратишь красивые слова, достойный Хедин.

– Слова в разговоре двоих не могут потратиться даром. Так я войду?

– Нет, ты не войдёшь. Тебе нет места возле моего огня. Ступай обратно, в Замок Всех Древних.

– С каких же это пор хозяин стал отказывать усталому путнику в приюте?

– Послушай, маг. На улице – весна, пришло тепло. Тебе не составит труда устроить свой собственный приют, достаточно лишь сотворить пару-тройку заклинаний. Разве не так?

– Может, и так, – маг Хедин шагнул к скамье, но сесть не осмелился. – Конечно, Хрофт, мне не составит труда воздвигнуть здесь дворец. Но я явился говорить с тобою, а не пререкаться. Отчего ты гонишь меня? Твои честность, прямота и открытость давно уже легенда.

– Вот именно потому, что я честен, прям и открыт, я и гоню тебя, маг. Мы не одной крови, между нами – бездны времени. Вы явились на готовенькое, играть, радоваться и забавляться. Прости, но детские игры – не для меня.