Царица без трона

Звучало это красно и правдоподобно, вот поляки и верили каждому слову. И даже те, кто не шибко верил, выражали готовность попытать счастья и возвести-таки претендента на московский престол. Что и говорить, в этом крае, несмотря на близость к Московии, мало знали, что там воистину творилось, – больше жили слухами.

Братьям Вишневецким и воеводе Мнишку удалось собрать в Самборе великое множество шляхтичей, привыкших проводить большую часть жизни на коне и в поле; им не привыкать было воевать, а если речь шла о войне с ненавистными москалями – за это многие и сами готовы были приплатить, несмотря на врожденную скупость и наследственную нищету. Однако же тут выгорала и большая прибыль, а ляхи, известно, как жиды – всегда и везде прежде всего считают будущую прибыль. Сам Сигизмунд, ревностный католик, готов, кажется, был пожертвовать Польшей, чтобы ввести в лоно католической церкви Российское государство, а сие было клятвенно обещано названным Димитрием.

О да, он обещал многое. Служба каждого шляхтича, каждого наемника должна быть щедро вознаграждена, а уж какие выгоды получали его ближайшие сподвижники, Мнишки, Вишневецкие и сам польский король, – от таких посулов Иван Грозный небось в гробу переворачивался, когда слышал, сколь просто готов «сыночек» расточить отцово достояние.

Братья Вишневецкие просто захлебывались от восторга, что именно они открыли для Речи Посполитой это сокровище – русского царевича. Хозяин Самбора, воевода сендомирский пан Мнишек держался более сдержанно, однако и он поддерживал претендента: ведь выходило, что того подвигла к завоеванию престола страстная, всепоглощающая любовь к панне Марианне! С ума сойти – дочь сендомирского воеводы, простая шляхтянка, – замужем за русским царем. Перед этим великолепием меркла даже блестящая партия, сделанная Урсулой… И конечно, упустить такого зятя пан Мнишек никак не хотел. Поближе познакомившись с Димитрием, снова и снова послушав его сбивчивые, неуверенные рассказы о своем спасении (Димитрий мог повторить лишь то, что ему говорили воспитавшие его люди, а никаких подробностей он не знал!), пан воевода начал опасаться, что у многих сенаторов (а без решения сейма нечего и думать посылать войско в Московию) царевич вызовет недоверие. Сам же Мнишек рассуждал так: «Да какая разница, в самом ли деле он сын Грозного? Главное, чтобы в это можно было поверить!»

Но вот однажды в Сендомире появился Петровский…

Приехал он в качестве слуги какого-то шляхтича, хотя называл себя московским человеком. Что ж, очень может быть, что и так: Варлаам поговорил с ним о том о сем и убедился, что сей Петровский и в самом деле бывал-живал в Москве, знал русскую столицу куда лучше, чем пожизненно запертый по монастырям Варлаам. А еще выяснилось, что Петровский в свое время бывал также в Угличе и видел там маленького царевича – как раз незадолго до трагедии… Только что об этом прошел слух, как шляхтичи обратились к сендомирскому воеводе и начали его просить: а покажите-ка этому Петровскому вашего гостя, пусть на него посмотрит. Признает ли?

Варлаам, как об том прослышал, сразу бросился к Гришке – тьфу ты, Димитрию, Димитрию! – и по старой дружбе рассказал, какой опасности тот подвергается. Однако тот и бровью не повел.

– В чем же здесь опасность? – только и спросил. – Если он видел Димитрия, стало быть, он видел меня! Я готов встретиться с этим человеком!

И встреча состоялась.

Петровский сперва поглядел на Димитрия недоверчиво и принялся качать головой: мол, много лет прошло, вроде и похож царевич на себя прежнего, и не похож. Паны, в том числе Мнишек, подняли его на смех, однако тут Петровский промолвил:

– Коли сей господин воистину царевич Димитрий, то у него должна быть родинка на щеке, одна рука чуть короче другой, а у корня правой руки на теле красное родимое пятно. Мне приходилось слышать в Угличе о таких приметах, и если они есть на теле сего человека, значит, он и впрямь Димитрий.

Среди собравшихся пронесся шепоток: то, что на щеке названного царевича есть малая родинка, было видно всем. А верны ли другие приметы?

Попросили трех или четырех почтенных панов выйти с царевичем в другую комнату и там обследовать его тело. Вскоре судьи вернулись с изумленными, просветленными лицами и вот что сообщили собравшимся: одна рука этого человека и впрямь короче другой, а у правой подмышки обнаружено красное родимое пятно.

Патер ностер, как обожают говорить поляки, Матка Боска! Да ведь и впрямь царевич!