Слишком чужая, слишком своя

— Ты слышал, что я сказала.

— Юля, но...

— Не принимается. Я уже все решила. Если не согласен — можешь уволиться.

— Ты меня ненавидишь!

— Не начинай опять этот бесполезный разговор. Здесь не о чем говорить.

— Но ведь было время, кода ты иначе относилась ко мне! — Он идет ва-банк. Ну-ка, парень, что ты задумал?

— Ты сам виноват.

— Я не знал...

— Чего ты не знал?

— Сама знаешь. Я еще тогда все тебе сказал. Все слышали. И все слышали, что ты ответила. Ты не могла меня пощадить. Тебе надо было растоптать меня тогда. Ты меня до сих пор ненавидишь. Но ты не знаешь... И никогда не узнаешь...

Он идет к дверям. Нет, милок, ты сейчас как раз в нужной кондиции. Пришло время задавать вопросы.

— Почему ты сказал, что работаешь на меня с мая пятого года, если это не так?

— Но это правда! До этого я работал на Богулевского.

Нет, дорогой, не так просто. Что-то ты крутишь.

— Зачем ты уволил мой персонал?

— Но ты же приказала!

— Не ври. Ты не хуже меня знаешь, что я ничего тебе не приказывала. Поэтому повторяю вопрос: зачем?

— Я просто выполнял твой приказ.

Он врет как сивый мерин, а теперь еще пытается улизнуть.

— Сядь. Ты уйдешь тогда, когда я тебе скажу. Все контракты наших сотрудников датируются маем пятого года, так?

— Ты видела документы.

— Но кое-кто работал и раньше. Например, эта кукла на коммутаторе. Так?

— Да, так. Какое это имеет значение? — Он начинает нервничать.

— И ты знаешь, что она расколется, если я начну спрашивать.

— Она ничего не знает, поэтому она еще здесь.

— Это ты так думаешь.

— Я точно знаю.

То, что ты с ней спишь, не дает тебе знания ее мыслей.

— Тебе лучше рассказать мне. Тогда, возможно, я не сделаю с тобой то, что сделала с двумя пьяными садистами и вонючим типом с гарротой. Чего побледнел, думал, и не пойму, откуда ветер дует?

Теперь уже я играю ва-банк. Но играю правильно. Он не умеет держать себя в руках, весь просто позеленел. Не боец.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Тогда почему ты так вспотел? Тебе жарко? А им, наверное, холодно сейчас в холодильнике. Может, стоит и тебе присоединиться к ним?

— Так это ты?..

— Нет, папа римский! А ты как думал? Нет, дорогой, оказалось, что убить меня непросто. Но тебе-то это зачем?

— Ты не... Я не... Это не я... Я не хотел этого...

— Кто послал мне снимки парижского показа?

— Я не знаю, о чем ты говоришь.

— Зато я знаю. Вот этот снимок. Кто прислал мне его? Кто эти двое?

— Я не...

— Если ты еще раз скажешь, что ты «не», вот этот симпатичный нож будет торчать из какой-нибудь важной части твоего тела. А ты даже кричать не сможешь, — я подхожу к нему. — Отвечай, сукин сын, не то я тебе сейчас уши отрежу. Кто эти двое? Кто прислал мне это?

— Я прислала. А теперь брось нож и сядь на место.

Я утратила форму. Или эта сучка зашла слишком тихо. Откуда у нее револьвер? Небольшой калибр, но здесь большего не требуется. Но больше всех удивлена не я, а Вишневецкий.

— Карина? Зачем ты взяла мой револьвер? Что ты здесь делаешь?

— Отойди от него и брось нож.

Она пытается говорить спокойно, только я знаю, что она боится. Господи, если бы хоть немножечко знать, что здесь, черт подери, происходит? Я уже ничего не понимаю.

— Если хочешь стрелять — стреляй. Если нет — нечего размахивать зря.

Она думает, что револьвер — что-то типа волшебной палочки. Стоит только пригрозить, и все произойдет так, как хочется. Очень опасная иллюзия.

— Я выстрелю, не сомневайся. Брось нож.

— Зачем ты прислала мне фотографии? Кто эти люди?

— Тебе не надо спрашивать. Ты знаешь, — ее пальцы побелели, сжимая револьвер. Она может нажать на курок чисто случайно.

— Карина, но почему?! — Это крик обиженного самца. У его собственности оказались чувства и желания. Как она посмела не доложить?

— Потому что надоело. Вы все танцевали под ее дудку. А потом ты решил подчинить ее — да не тут-то было, так ведь? Зачем тебе это было нужно? Она была нужна тебе? Она, а не я. Нет. Я все знаю. Я нашла эту папку — да, ту, что ты прячешь в крышке стола. Ты же узнал фотографию? Потому что сам их делал... — он срывается с места, она поднимает револьвер и целится в меня. Я понимаю: она выстрелит. В ее глазах столько ненависти — она сделает это. Я бросаю нож, одновременно гремит выстрел, и Вишневецкий падает. Если бы он не пытался достать Карину, пуля пробила бы мне грудь, а так он поймал ее сам. Жаль. Они оба были нужны мне живыми. У девки нож торчит из горла. Мои ножи летят туда, куда я захочу.