Злодей не моего романа

— Тихо. Расскажи мне.

Девушка сглотнула и прерывисто засипела. Я с трудом разбирала несвязную речь. Выходило, что она официантка, шла домой после смены, на нее напал огромных размеров зверь. Я с ужасом слушала описание того, что несчастной пришлось пережить по воле случая и чьей-то больной воли. По спине пробежала холодная волна. Девушка не могла нас видеть. Верхнюю часть лица занимала повязка, оставляя открытыми только кончик носа и губы. Наконец, она закончила. Рик обернулся к Кларку, выясняя подробности ее обнаружения. Я слушала их вполуха, осторожно наклонилась к маленькой изуродованной фигурке, погладила ее по здоровому плечу.

— Все будет хорошо, — зачем-то прошептала я. Тонкие пальчики, выглядывающие из-под гипса, судорожно дернулись. Она снова всхлипнула. Я заморгала, прогоняя непрошенные слезы. Как женщина прекрасно знала, что хорошо ей не будет. Девочка изуродована на всю жизнь. Вряд ли зарплаты официантки хватит на дорогостоящие пластические операции. Замутило. Я остро ощущала чужую боль и страх.

Рик потянул меня за талию, уводя из больничного бокса. Я в последний раз обернулась на несчастную, подумала о своих бесполезных пластиковых карточках. Банки у Инферно действительно отечественные, но вот меня, как и предполагала, среди клиентов не существовало, о чем я успела выяснить у панка в торговом центре.

Мы шли по коридору, когда вспышкой осенила мысль.

— Рик, а те вещи, что ты утром купил, они ведь тебе в принципе не нужны?

Он обернулся, нахмурился.

— Нет. Это для тебя.

— А можно мне их отдать деньгами?

Он оскалился, зарычал, прижал к стене больничного коридора. Я испуганно уставилась на его клыки.

— Тебе нужны от меня деньги?

— Зачем? Нет, — бессвязно затараторила я. — Просто подумала, ты все равно их потратил, значит, не жалко было. Мне ж куда столько шмоток?… Я и прежние постирать могу. Делов-то? А той девушке операции нужны и много. Она официантка. Откуда у нее? Ей жить. Молоденькая совсем. Я свои бы отдала, если бы могла воспользоваться счетами, — я вдруг разозлилась и на себя, что вынуждена оправдываться, и на него, что вынудил. Уперлась в его грудь кулаками, пытаясь отодвинуть от себя (наивная, еще б кирпичную стену попробовала). — И, вообще, какого Черта?! Кончай на меня рычать!

Он перестал. Серо-желтые глаза внимательно изучали мое лицо. Я состроила любимое выражение "морда-кирпич", а учитывая тот факт, что косметики ни грамма, эффект вышел вдвойне крутой. Пущай попужается, кого в кровать затащил.

— Если я с тобой переспала, это еще не значит, что я влюблена, як наивная дурочка, и ты можешь распоряжаться мной направо и налево. Андерстенд?

Не отрываясь, смотрела в ледяные глаза не менее красноречивым взглядом. Уголки тонких губ едва заметно дернулись, обозначив улыбку. В коридоре послышались шаги. Он рывком затащил меня в боковое служебное помещение, которое до этого просто не видела, закрыл дверь, прижал к себе, и я утонула в настойчивом требовательном поцелуе. Так и не поняла, чего было в его действиях больше. Желания физической близости или желания доказать, что я не права, утверждая, что он не может распоряжаться мной. В любом случае сопротивляться не было смысла. Зачем? Мы оба прекрасно знали, что в его руках я таю. Полная и безоговорочная победа осталась на его стороне. Он прижимал меня спиной к стене, я же, вцепившись в твердые плечи, стонала и кричала его имя, наплевав на окружающих, на больничный коридор и на вероятность быть услышанной.

А услышали нас скоро. Дверь резко раскрылась, в проходе появилась пухлая низенькая фигура медсестры.

— Это что здесь творится?

Я испуганно замерла в руках Рика. Он обернулся и рявкнул.

— Вон!

Женщина подпрыгнула, захлопнула дверь. В коридоре раздалась торопливая тяжелая поступь. Я подумала, что вероятнее всего побежала несчастная за охраной. И правильно, в конце концов, место для того, от чего она нас оторвала, выбрано не самое подходящее.

— Надо уходить, — шепнула я.

— Нет, — одно единственное слово. Он медленно пошевелил бедрами, я застонала, почувствовав его внутри. Думать про медсестру и охрану сразу же расхотелось. Одно резкое движение и из горла снова вырвался полустон-полухрип.

— Ри-ик!

В его глазах плясали Чертенята, маленькие, невозможно-прекрасные и так же невозможно опасные. Они вытягивали мою душу, уводя за собой, подчиняя своему танцу. Я выгнулась дугой, прикрывая веки, страшась потеряться, не вернуться в родное тело. Слишком сильные эмоции, слишком яркие.