– Нечего ему тут без дела болтаться, – пояснил Федор, – пусть невесту подыскивает на ярмарке…
К ужину Настя не спустилась, за ней послали горничную. Через пять минут женщина с криком влетела в столовую. Она обнаружила девушку в петле под потолком возле печки, в колыбельке лежал задушенный младенец.
Отец и мать старательно изобразили сначала ужас, потом отчаяние и вызвали врача. Доктор только развел руками, и несчастных похоронили за оградой семейного кладбища.
Слуги тихонько шушукались. Марфа, нашедшая Настю, сказала своей ближайшей подруге, что Гликерия и Федор совершенно не удивились, узнав о кончине дочери, даже вроде ждали подобного сообщения.
– Позора побоялась, – произнес отец.
– Господь ей судья, – вздохнула мать.
– Они ее сами и порешили, – плакала Марфа.
На следующий день горничной дали денег, подарили дом, корову и всяческую утварь. Якобы за отличную службу, и отправили женщину жить в село Потапово, расположенное в ста двадцати километрах от Горловки. Несколько дней пути на хороших лошадях.
– Неужели родную дочь убили? – вырвалось у меня.
– Запросто, – ответил Прохор, – грех-то какой – от брата родить! Если случалось такое у господ, так завсегда девчонку или в монастырь определяли, или к дальним родичам сплавляли, а младенцев душили, или нянька чего в рожок подсыпет.
– Господи, зачем?
– Кровь берегли, уродства в семье не хотели. Даже если младенец нормальный получался, то его дети уж точно были бы дурачками.
– А дочь почему выгоняли?
– Ну так сына женить надо, девка начнет козни строить, молодую жену смущать, не дело! И замуж ее никто не возьмет – подпорченный товар! Одно остается – либо грехи замаливать, либо в тетушках у дальних родичей проживать…
– Несправедливо получается, – возмутилась во мне феминистка, – женщина страдает, а мужчине все с рук сходит. В постель-то она не одна ложилась, вместе с братом…
– Он – продолжатель рода, – сурово объявил Прохор, – женится, фамилию сохранит, а девка на сторону уйдет, в мужнину семью.
Андрея Корзинкина продержали несколько лет в Москве, а когда история подзабылась, вернули в Горловку и женили на Марии Вяземской. Но настоящей любви в этой семье не было, хотя у молодой спустя девять месяцев после свадьбы родился сын Трофим. Недели не прошло после родин, как Андрей загулял с соседкой-помещицей, потом завел роман с другой, третьей, короче, вел себя как холостой мужчина. А после смерти родителей вообще потерял всякий стыд и по ночам не приходил домой.
Мария занималась садом, без конца подрезала розы и пыталась вывести новый сорт. Тихая, абсолютно безответная, постоянно молчавшая. Громкого слова от нее не слышал никто. Бывало, уйдет летом на целый день в лес и только к ужину возвращается с букетами… Полной неожиданностью для Андрея стала вторая беременность жены. Впрочем, он все же иногда заглядывал в супружескую спальню. Но окончательное изумление испытал муж, увидев новорожденного. У белокожих, светло-русых и голубоглазых родителей появился на свет темноволосый, смуглый мальчик с карими очами.
– Весь в прадедушку, – заявила Мария, улыбаясь.
Дворня вновь зашушукалась. Чем старше становился Николай, тем яснее было видно, что они с Трофимом из разного гнезда. В конце концов различие стало настолько бросаться в глаза, что младшего отправили учиться в Москву. Между братьями никогда не существовало близких отношений. Старший частенько бил Николая и шепотком обзывал «приблудой». Как-то раз словечко услыхала Мария, и Трофима в первый и последний раз высекли розгами. С тех пор он стал любезно улыбаться брату и прекратил с ним всяческое общение.
– Ничего, – вздыхала мать, – подрастут, женятся, разделим деревеньки, начнут хозяйствовать, все и уладится. Дед мой был вылитый цыган, вот правнук весь в него, а Троша просто ревнует, с возрастом это пройдет.
В декабре 1917 года в Горловку пришли красноармейцы с бумагой, барский дом предписывалось освободить.
– Тута теперь станут раненых лечить, сваливайте, господа хорошие, будя, пожировали, – сообщил чуть пьяноватый парень в шинели.
Мария кинулась собирать столовое серебро.
– А вот этого не надо, гражданочка, – нехорошо ухмыльнулся командир, – все конфискуется в пользу победившей революции.
Мария растерянно посмотрела на мужа. Тот вежливо предложил:
– Может, солдаты желают выпить и закусить? Распорядись, дорогая!