34  

Владимир Вейдле. «О поэтах и поэзии»

«Я спросила у кукушки...»

  • Я спросила у кукушки,
  • Сколько лет я проживу...
  • Сосен дрогнули верхушки,
  • Желтый луч упал в траву.
  • Но ни звука в чаще свежей...
  • Я иду домой,
  • И прохладный ветер нежит
  • Лоб горячий мой.

1 июня 1919

Царское Село

«Дьявол не выдал. Мне всё удалось...»

  • Дьявол не выдал. Мне всё удалось.
  • Вот и могущества явные знаки.
  • Вынь из груди мое сердце и брось
  • Самой голодной собаке.
  • Больше уже ни на что не гожусь,
  • Ни одного я не вымолвлю слова.
  • Нет настоящего – прошлым горжусь
  • И задохнулась от срама такого.

Сентябрь 1922

«Черной смерти мелькало крыло…»

(Из книги «Anno Domini»)

Что же касается третьего сборника – «Anno Domini», дело обстоит сложнее. Он вышел (II издание) в 1923 г. в Берлине («Petropolis» и «Алконост») и не был допущен на родину. Тираж, по тем временам значительный, остался за границей.

То, что там были стихи, не напечатанные в СССР, стало одной третью моей вины, вызвавшей первое постановление обо мне (1925 год); вторая треть – статья К. Чуковского «Две России (Ахматова и Маяковский)»; третья треть – то, что я прочла на вечере «Русского совр<еменника>» (апрель 1924 <г.>) в зале Консерватории (Москва) «Новогоднюю балладу». Она была напечатана в № 1 «Русского совр<еменника>» (без заглавия), и очень дружески ко мне расположенный Замятин с неожиданным раздражением сказал мне, показывая пачку вырезок: «Вы нам весь номер испортили». (Там была еще «Лотова жена».)

Об этом выступлении в зале Консерв<атории> в Москве вспоминает Перцов («Жизнь искусства») в статье «По литературным водоразделам» (1925). Статью у меня взяли, но я помню одну фразу: «Мы не можем сочувствовать женщине, которая не знала, когда ей умереть...» Кроме того, там было легкое изумление по поводу того, что Ахм<атова> еще в прошлом году наполнила какими-то девушками московскую залу Консерватории.


«Она жила не собственной жизнью, а временем, воздействием времени на души людей и на ее голос – голос Анны Ахматовой. Требуя внимания к своим поздним стихам, она не отрекалась от образа истосковавшейся по любви юной женщины, но голос и дикция ушли далеко вперед в попытке сделать гул времени различимым.

В сущности, все стало другим уже в пятом и последнем сборнике – «Anno Domini MCMXXI». В отдельных стихотворениях гул вечности вбирает в себя голос автора до такой степени, что ей приходится оттачивать конкретность детали или образа, чтобы спасти их и себя вместе с ними от бесчеловечной размеренности ритма. Полное единение, вернее растворение в вечности, придет к ней позже. А пока она пыталась уберечь свои понятия о мире от всепоглощающей просодии, ибо просодии ведомо о времени больше, чем может вместить живая душа.

Незащищенность от этого знания, от памяти о раздробленном времени подняла ее на невообразимую духовную высоту, где уже невозможны прозрения, вызванные новыми сторонами действительности, новым проникновением в суть вещей. Ни одному поэту не дано преодолеть эту пропасть. Знающий о ней понижает тон и приглушает голос ради сближения с реальностью. Порой это предпринимается из чисто эстетических побуждений, чтобы уменьшить приподнятость и нарочитость, уместные на подмостках. Чаще цель такой маскировки – сохранение своей личности. Так было и у поэта строгих ритмов Анны Ахматовой».

Иосиф Бродский. «Скорбная муза» (пер. с англ. А. Колотова)

«Тот август, как желтое пламя...»

  • Тот август, как желтое пламя,
  • Пробившееся сквозь дым,
  • Тот август поднялся над нами,
  • Как огненный серафим.
  • И в город печали и гнева
  • Из тихой Корельской земли[43]
  • Мы двое – воин и дева —
  • Студеным утром вошли.
  • Что сталось с нашей столицей,
  • Кто солнце на землю низвел?
  • Казался летящей птицей
  • На штандарте черный орел.
  • На дикий лагерь похожий
  • Стал город пышных смотров,
  • Слепило глаза прохожим
  • Сверканье пик и штыков.
  • И серые пушки гремели
  • На Троицком гулком мосту,
  • А липы еще зеленели
  • В таинственном Летнем саду.
  • И брат мне сказал: «Настали
  • Для меня великие дни.
  • Теперь ты наши печали
  • И радость одна храни».[44]
  • Как будто ключи оставил
  • Хозяйке усадьбы своей,
  • А ветер восточный славил
  • Ковыли приволжских степей.

1915

  34  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×