20
1942–1944
ТРИ ОСЕНИ
- Мне летние просто невнятны улыбки,
- И тайны в зиме не найду.
- Но я наблюдала почти без ошибки
- Три осени в каждом году.
- И первая – праздничный беспорядок
- Вчерашнему лету назло,
- И листья летят, словно клочья тетрадок,
- И запах дымка так ладанно-сладок,
- Всё влажно, пестро и светло.
- И первыми в танец вступают березы,
- Накинув сквозной убор,
- Стряхнув второпях мимолетные слезы
- На соседку через забор.
- Но эта бывает – чуть начата повесть.
- Секунда, минута – и вот
- Приходит вторая, бесстрастна, как совесть,
- Мрачна, как воздушный налет.
- Все кажутся сразу бледнее и старше,
- Разграблен летний уют,
- И труб золотых отдаленные марши
- В пахучем тумане плывут…
- И в волнах холодных его фимиама
- Закрыта высокая твердь,
- Но ветер рванул, распахнулось – и прямо
- Всем стало понятно: кончается драма,
- И это не третья осень, а смерть.
6 ноября 1943
Ташкент
ПОД КОЛОМНОЙ
- …Где на четырех высоких лапах
- Колокольни звонкие бока
- Поднялись, где в поле мятный запах,
- И гуляют маки в красных шляпах,
- И течет московская река, —
- Всё бревенчато, дощато, гнуто…
- Полноценно цедится минута
- На часах песочных. Этот сад
- Всех садов и всех лесов дремучей,
- И над ним, как над бездонной кручей,
- Солнца древнего из сизой тучи
- Пристален и нежен долгий взгляд.
1 сентября 1943
Ташкент
- На Смоленском кладбище
- А все, кого я на земле застала,
- Вы, века прошлого дряхлеющий посев!
- . .
- Вот здесь кончалось все: обеды у Донона,
- Интриги и чины, балет, текущий счет…
- На ветхом цоколе – дворянская корона
- И ржавый ангелок сухие слезы льет.
- Восток еще лежал непознанным пространством
- И громыхал вдали, как грозный вражий стан,
- А с Запада несло викторианским чванством,
- Летели конфетти, и подвывал канкан…
1942
Дюрмень
* * *
- Какая есть. Желаю вам другую.
- Получше.
- Больше счастьем не торгую,
- Как шарлатаны и оптовики…
- Пока вы мирно отдыхали в Сочи,
- Ко мне уже ползли такие ночи,
- И я такие слушала звонки!
- Не знатной путешественницей в кресле
- Я выслушала каторжные песни,
- А способом узнала их иным…
- Над Азией – весенние туманы,
- И яркие до ужаса тюльпаны
- Ковром заткали много сотен миль.
- О, что мне делать с этой чистотою
- Природы, с неподвижностью святою?
- О, что мне делать с этими людьми?
- Мне зрительницей быть не удавалось,
- И почему-то я всегда вклинялась
- В запретнейшие зоны естества.
- Целительница нежного недуга,
- Чужих мужей вернейшая подруга
- И многих – безутешная вдова.
- Седой венец достался мне недаром,
- И щеки, опаленные пожаром,
- Уже людей пугают смуглотой.
- Но близится конец моей гордыне,
- Как той, другой – страдалице Марине, —
- Придется мне напиться пустотой.
- И ты придешь под черной епанчою,
- С зеленоватой страшною свечою,
- И не откроешь предо мной лица…
- Но мне недолго мучиться загадкой, —
- Чья там рука под белою перчаткой
- И кто прислал ночного пришлеца.
1942. Ташкент
* * *
- Все души милых на высоких звездах.
- Как хорошо, что некого терять
- И можно плакать. Царскосельский воздух
- Был создан, чтобы песни повторять.
- У берега серебряная ива
- Касается сентябрьских ярких вод.
- Из прошлого восставши, молчаливо
- Ко мне навстречу тень моя идет.
- Здесь столько лир повешено на ветки,
- Но и моей как будто место есть.
- А этот дождик, солнечный и редкий,
- Мне утешенье и благая весть.
1921
НАДПИСЬ НА ПОРТРЕТЕ
- Дымное исчадье полнолунья,
- Белый мрамор в сумраке аллей,
- Роковая девочка, плясунья,
- Лучшая из всех камей.
- От таких и погибали люди,
- За такой Чингиз послал посла,
- И такая на кровавом блюде
- Голову Крестителя несла.
1946
ЧЕРЕПКИ
You cannot leave your mother an orphan.
Joyce[4]
I
- Мне, лишенной огня и воды,
- Разлученной с единственным сыном…
- На позорном помосте беды
- Как под тронным стою балдахином…
II
- Вот и доспорился, яростный спорщик,
- До енисейских равнин…
- Вам он бродяга, шуан, заговорщик,
- Мне он – единственный сын.
III
- Семь тысяч три километра…
- Не услышишь, как мать зовет
- В грозном вое полярного ветра,
- В тесноте обступивших невзгод.
- Там дичаешь, звереешь – ты, милый! —
- Ты последний и первый, ты – наш.
- Над моей ленинградской могилой
- Равнодушная бродит весна.
IV
- Кому и когда говорила,
- Зачем от людей не таю,
- Что каторга сына сгноила,
- Что Музу засекли мою.
- Я всех на земле виноватей,
- Кто был и кто будет, кто есть…
- И мне в сумасшедшей палате
- Валяться – великая честь.
V
- Вы меня, как убитого зверя
- Нa кровавый подымете крюк,
- Чтоб хихикая и не веря
- Иноземцы бродили вокруг
- И писали в почтенных газетах,
- Что мой дар несравненный угас,
- Что была я поэтом в поэтах,
- Но мой пробил тринадцатый час.
<1950?>
20