Мир без Солнца

Старшего лейтенанта Ступина научные противоречия, которые, судя по всему, собирались обстоятельно обсудить между собой двое ученых, нисколько не интересовали. Он снова повернулся назад, взял лежавшие на столе пакеты с салфетками, и внимательно посмотрел сначала на одну, а затем на другую.

— Боюсь, у меня для вас обоих плохие новости, — сказал он, не поднимая взгляда. — Вы не люди.

Глава 14. Центурия.

Дорога среди песков была не столько утомительна, сколько скучна. Первое время путники то и дело оборачивались, чтобы взглянуть на оставленный вездеход. Всем было интересно, что произойдет с квадом, когда цепочка следов, связывающая их и машину, прервется. Однако, не произошло ровным счетом ничего. Квад оставался на своем месте, пока не скрылся за линией горизонта. Должно быть, иллюзорный мир не мог уничтожить столь крупный объект так же быстро, как это произошло с пеналом для микрочипов.

— А вы не думаете, что пространство в этом мире может быть так же иллюзорно, как и песок, по которому мы идем? — спросил у Кийска Леру. — Если так, то трудно даже предположить, как долго нам предстоит идти.

— Я предпочитаю не думать об этом, — ответил Кийск. — В противном случае становится совсем уж грустно.

Грусть и тоска, — вот те два слова, которыми можно было описать настроение людей, бредущих по бескрайним пескам под куполом неба, на которое никогда не восходит солнце. Как не старайся, они исподволь пробираются в душу, неся с собой мрачные мысли и думы о том, что этой дороге, возможно не будет конца. Хотя бы ветерок дунул, подняв в воздух песок, закружил маленькими смерчами по ровной, словно по ней прошлись мягкой метелкой из страусиных перьев, поверхности пустыни. Но в окружающем людей мире не происходило ничего. Кто знает, быть может и время здесь — это только абстрактное понятие, которое каждый может определять, как ему заблагорассудится? Если я решу, что прошли сутки, а мой сосед будет уверен, что всего лишь час, то кто из нас двоих будет прав, если нет никакого механизма объективного контроля за ходом времени?

Когда Кийску показалось, что они прошли уже половину пути, отделявшего их от станции, он решил сделать привал. Люди скинули с плеч поклажу и сели кружком на песок.

Странно, но оказалось, что есть никто не хочет. Каждый съел по бутерброду исключительно для того, чтобы хоть чем-то занять время. Зато пили много и с жадностью. После того, как все утолили жажду, оказалось, что одна из десятилитровых канистр наполовину опорожнена.

Никто не чувствовал особой усталости, но говорить почему-то никому не хотелось. Быть может, потому что просто не о чем было говорить?

Леру что-то строчил в своем электронном блокноте, который, как не странно, исправно работал. Он торопился занести в память блокнота те новые идеи, которые пришли ему в голову во время пути, и, казалось, ему не было абсолютно никакого дела до того, что происходило вокруг.

Десантники думали только о возвращении на станцию. Иллюзорный мир, схематичную картину которого нарисовал Леру, не захватывал их воображения. Они находились здесь не для того, чтобы восхищаться хитроумно выстроенными логическими конструкциями, а дабы обеспечить безопасность членов исследовательской группы. Пока им удавалось справляться со своей работой. Но в этом присутствовала значительная доля удачи.

О чем думал Бергсон, догадаться было трудно. Он сидел вполоборота ко всем остальным, вытянув ноги, оперевшись согнутым локтем на канистру с водой, и неотрывно глядел куда-то в даль, где багровый купол неба соприкасался с краем красной пустыни. Пожалуй, он меньше, чем кто либо другой понимал, что происходит. Ему было страшно до жути, и страх лишал его остатков разума. Единственная мысль пульсировала, словно огонь маяка в его воспаленном мозгу: никогда больше не покидать станцию! Никогда, ни за что и ни под каким предлогом!

Кийск же думал о том, что делать, после того, как они вернутся на станцию. В том, что они благополучно доберутся до дома, он почти не сомневался. Но вот о дальнейшем стоило серьезно подумать. Если Леру был прав в своих выводах, и иллюзорный мир красной пустыни действительно был устроен так, что все, что с ним соприкасалось, рано или поздно обращалось в ничто, то в конечном итоге такая судьба должна была постичь и саму станцию. Зона стабильности вокруг станционных корпусов, несомненна, была куда более надежной, нежели та, которая окружала пришедший в негодность вездеход. Но на какой срок хватит ее устойчивости, нельзя было сказать даже приблизительно. Быть может, процесс разрушения станции уже начался, но первоначальные изменения, привнесенные им в свойства строительных материалов, были настолько незначительными, что на них просто никто не обращал внимания. Со временем же процесс мог приобрести необратимый характер. Что станет после этого с людьми?