Святыня

– Значит, и я для вас как собака, мистер Кензи?

Я мотнул головой:

– Нет. Скорее как песчаная акула, которую иногда можно выловить на глубине. Я бы вытащил вас на палубу и бил бы вас дубинкой до одурения. Потом вспорол бы вам брюхо и бросил бы обратно в море и смотрел бы, как другие акулы, побольше, собираются, чтобы слопать вас живьем!

– Господи, – сказал он. – Вот это картина!

К нам опять подошла Дезире:

– Вам не скучно, джентльмены?

– Мистер Кензи как раз раскрывал мне тонкости Бранденбургского концерта № 2 фа-мажор Баха. Он полностью изменил мой взгляд на это произведение, дорогая моя!

Она шлепнула его по виску:

– Вот и отлично, папочка.

– И что же ты намерена с нами делать? – спросил он ее.

– Ты имеешь в виду, после того, как я убью вас?

– Да, признаться, меня это интересует. Не пойму, какая надобность могла возникнуть у тебя в консультации с моим драгоценным слугой мистером Арчерсоном, если все шло по заданному плану? Ведь ты педантична, Дезире, потому что я воспитал тебя такой. Если потребовалось посовещаться с мистером Арчерсоном, значит, в жбан с медом, как говорится в пословице, попала муха. – Он перевел взгляд на меня. – Здесь не обошлось без вас, а, хитрый мистер Кензи?

– Хитрый, – сказал я. – Вы уже дважды назвали меня так.

– Зато правда, – заверил он меня.

– Патрик, – сказала Дезире, – нам с вами надо кое о чем пошептаться, не правда ли? – Она повернулась. – Джулиан, попрошу тебя отвезти мистера Стоуна в кладовку и запереть его там.

– Кладовка! – вскричал Тревор. – Я в восторге! Там столько консервов!

Джулиан положил ему руки на плечи.

– Вы знаете, что я человек сильный, сэр. Не заставляйте меня применять силу.

– Да у меня и в мыслях не было, – сказал Тревор. – К консервам, Джулиан! И поскорее!

Джулиан выкатил его из комнаты, и я услышал скрип колес по мраморному полу, когда мимо парадной лестницы они проследовали в кухню.

– Там столько консервов! – вопил Тревор. – И лук-порей!

Сев ко мне на колени и оседлав меня, Дезире приставила пистолет к моему левому уху:

– Вот мы и вдвоем!

– Как романтично!

– Теперь – о Дэнни, – сказала она.

– Да?

– Где он?

– А где мой партнер?

Она улыбнулась:

– В саду.

– В саду? – удивился я.

Она кивнула:

– Закопана по самую шею. – Она взглянула в окно. – Вот черт! Надеюсь, что сегодня ночью снег не пойдет.

– Откопайте ее, – сказал я.

– Нет.

– Тогда можете попрощаться с Дэнни.

Глаза ее сверкнули, как острый нож.

– Дайте-ка мне самой догадаться. Если вы до определенного часа не сделаете телефонного звонка, он погиб. И прочее, и прочее, и прочее.

Когда она перенесла тяжесть своего тела на мои бедра, я через ее плечо взглянул на часы.

– Вообще говоря, нет. Через полчаса он получит пулю в лоб вне зависимости от телефонного звонка.

На секунду у нее вытянулось лицо и слегка отпала нижняя челюсть, но потом ее рука, теребившая мне волосы, сжалась, а пистолет с такой силой уперся мне в ухо, что мне показалось, будто он вот сейчас насквозь проткнет мне голову.

– Если вы не сделаете телефонного звонка, – повторила она.

– Нет. Телефонный звонок тут не поможет, потому что парень, у которого он находится, не имеет телефона. Я либо появлюсь в его дверях через тридцать – нет, через двадцать девять минут, либо одним адвокатом на свете станет меньше. Да и какая разница? Кому они нужны, эти адвокаты?

– Ну и чем вам поможет его смерть?

– Он отправится туда, – сказал я, – куда так или иначе попаду и я.

– А партнерша твоя? Забыл? – Она мотнула головой в сторону окна.

– Ах, бросьте, Дезире! Вы уже ее убили!

И я вперился в нее глазами, ожидая ответа.

– Нет, не убила.

– Докажите.

Она засмеялась, откинувшись на мои бедра.

– Черт побери, дружок! – Она помахала пальцем перед моим носом. – По всему видно, вы в отчаянном положении, Патрик!

– Как и вы, Дезире. Потеряв адвоката, вы теряете все. Убьете вы отца, убьете меня, все равно в руках у вас лишь два миллиона. А мы оба знаем, что для вас это капля в море. – Я наклонил голову, и пистолет, оторвавшись от моего уха, скользнул вниз по скуле. – Двадцать восемь минут, – сказал я. – А после вам до скончания дней только и останется, что угрызаться воспоминанием о том, как близко от вас находилось больше миллиарда долларов. Угрызаться и смотреть, как чужие люди тратят эти деньги.