170
Ода
ХОР ЛЯГУШЕК
- Вот и мы горим желаньем
- Мудрецов услышать речи.
- Закипит жестокий бой!
- Вот один прекрасно скажет
- Остроумнейшую речь,
- Засвистят тогда сравненья,
- Словно камни из пращи,
- А другой, с корнями вырвав,
- Как деревья, изреченья
- На противника обрушит.
- Фигурально говоря.
КОРИФЕЙ ЛЯГУШЕК
- Так начинайте драться фигурально.
- Не превращая диспут в мордобой,
- А помня о достоинстве поэта.
- И кто б ни победил…
Эпиррема
ЛЕВА
ДИОНИС
(растерянно).
- Кто это сочинил? Кому такая мудрость
- Могла на ум прийти?
ПЛУТОН
- Не обращай вниманья
- На шалости поэтов-модернистов,
- Воспитанных на праздных фестивалях,
- Привыкших реплики из зала подавать
- И шутками дурацкими морочить
- Серьезным людям головы…
ЛЕВА
(возмущенно).
- Папаша!
- Прошу со мною говорить серьезно.
- Ведь конный памятник не вам стоит, а мне
- В Москве у знаменитого музея.
ДИОНИС
- Свидетель Зевс, дурачества такие
- Не остановят нас в святом стремленье
- Узнать поэтов вес.
-
(Эврипиду.)
- Начни, мой друг, тотчас.
ЭВРИПИД
- Я о себе скажу, как о поэте, после,
- теперь обманщика Эсхила обличу,
- Который дюжиной ужасных слов ходульных,
- Гривастых и нахмуренных, страшилищ невозможных
- Дурачит публику.
ЭСХИЛ
ДИОНИС
ЭВРИПИД
- Актеров ставит в ряд: речь так высокопарна.
- Ни жизни, ни игры… О, как мне тошно было!
- И лишь искусство от него я принял, как сейчас же
- Ему, распухшему от слов высокопарных, тяжких,
- Убавил жиру, посадив на строгую диету
- Из легких слов, прогулочек, улыбок, сожалений.
- И после первых слов уже все действовали в драме,
- И говорили у меня и женщина, и дева,
- И господин, и раб, и нищий, и старуха…
ЭСХИЛ
- Да за дерзость
- Такую смерти стоишь ты!
ЭВРИПИД
- Клянуся Аполлоном,
- Я поступал, как демократ, и жизнь давал искусству,
- Учил отвесом измерять стихи и угломером.
- Обдумать, видеть, понимать, обманывать, влюбляться,
- Подозревать повсюду зло и размышлять.
ДИОНИС
Чаша весов с Эврипидом опускается вниз. Зрители аплодируют.
Эсхил садится в своей чаше, обхватив голову руками.
Эврипид элегантно раскланивается.
ЛЕВА
- Видали? Как дал? Эсхил уже в гроги…
ЭСХИЛ
(поднимается).
- Раздражен я такой переменой судьбы,
- да и сердце мое негодует…
- Пусть ответит, презренный,
- чем следует нам восхищаться в великом поэте?
Эврипид, продолжая кланяться, делает вид, что не слышит вопроса.
ЭСХИЛ
(повышая голос).
- Наставленьями! Речью правдивой его!
- Воспитанием истинных граждан!
ПУШКИН
- Я читал это в важных трактатах…
ЭСХИЛ
- Посмотрите теперь, а людей-то каких
- я оставил искусству в наследство!
- Благородных, и сажень косая в плечах,
- не боящихся службы народу,
- Не базарных зевак, не лукавых шутов, как сейчас,
- не обманщиков подлых.
- Но дышавших копьем и копья острием
- и султанами шлемов победных!
ЭВРИПИД
(играя на публику).
- Надвигается страшное зло, и, боюсь,
- он убьет меня шлемами вскоре.
ЭСХИЛ
(громоподобно).
- Зевс свидетель, что я представлять не хотел
- Сфенебей да и Федр-потаскушек,
- И не скажет никто, чтобы где-нибудь
- я образ женщины создал влюбленной.
ЭВРИПИД
- Зевс свидетель, ведь ты Афродиты не знал совершенно.
-
(Поэты хохочут.)
ЭСХИЛ
(гневно).
- И знать не желаю!
- Но зато на тебя и на близких твоих
- Афродита не раз нападала,
- Сокрушила она и тебя самого.
ДИОНИС
- Видит Зевс, это чистая правда!
(Чаша весов с Эврипидом опускается вниз еще на одно деленье.
Аплодисменты, смех, крики «браво, Эврипид!»,
«все мы люди!».)
ЭСХИЛ
(трясясь от гнева, показывает на Ксанфия).
- Подлый раб, он шельмует
- и гири кладет фавориту любви и распутства!
КСАНФИЙ
170